Кредо негодяев - Страница 53

Эти четыре дня безумной вакханалии были самыми тяжелыми днями в жизни Андрея. Не сомневаясь, что штурм состоится и тюрьма будет взята приступом, Андрей уговаривал других заключенных не издеваться над заложниками, проявлять уступчивость во время переговоров. Он не знал, что в Сухуми прибыла специальная антитеррористическая группа «Альфа», но понимал, что против восставших вооруженных бандитов будет применена сила.

Собравшиеся на совещание преступные авторитеты решили требовать БТР, чтобы прорываться на нем через весь город в горы. Андрей пытался их отговаривать и даже сумел убедить отказаться от БТР, который в горах не смог бы развить приличной скорости. Теперь восставшие просили микроавтобус.

Андрей понимал, что главное для участвующих с другой стороны профессионалов КГБ и МВД — выманить наиболее опасных главарей мятежа из стен изолятора. Выманить и обезвредить. И тогда можно будет решать вопрос об остальных заключенных.

Автобус был подан лишь после долгих переговоров. Теперь все зависело от профессионализма действий группы «Альфа». Как и предполагал Кирьяков, автобусу не удалось выехать со двора тюрьмы. Направленным взрывом он был остановлен, и отборные ребята из «Альфы» обезвредили и разоружили всех находящихся в нем руководителей мятежа. А затем пошли на штурм изолятора.

Именно в этот момент произошло то событие, о котором Андрей позже часто вспоминал.

Во время атаки спецназовцев один из заключенных с револьвером в руках оказался за спиной нападавшего. Воспользовавшись этим обстоятельством, он с удовольствием поднял пистолет, целясь в совсем молодого парня. Заметив это, Андрей одним резким движением выбил оружие из рук бандита и дал возможность спецназовцу надеть наручники на этого рецидивиста. Когда они выходили из этого помещения, он, кажется, увидел в конце Генерала, запомнившего все случившееся. Но внимательнее разглядеть он не успел. Правда, его поступок мог быть объяснен вполне логическим милосердием или расчетом на то, что он опасался последствий мести для этого бандита со стороны сотрудников милиции.

Но, конечно, для авторитетного Сказочника это было непростительным нарушением. Пришлось позднее этого заключенного переводить в маленький сибирский лагерь всего на шестьдесят человек и держать там еще пять лет.

А сам Андрей был якобы этапирован в Москву. И там увидел наконец своего сына, уже достаточно взрослого и самостоятельного. Маленькому Андрею шел пятнадцатый год, и он был развит не по годам, сказывалась сытая заграничная жизнь.

Андрей получил отпуск за несколько лет и мог теперь позволить себе даже видеться с мальчиком, приехавшим на каникулы к бабушке. С Ларисой никаких особых отношений у него не было, она сохраняла трогательную верность своему придурковатому мужу, работавшему теперь во Франции и, по слухам, готовившемуся получить в скором времени ранг посла. А это было заветной мечтой любого дипломата.

Это были лучшие дни в его жизни. Он проводил с сыном несколько часов в день, наслаждаясь каждым мгновением общения с мальчиком. Ему удалось заинтересовать парня стрельбой в их ведомственном тире, и он водил туда парня в отдельный бокс, где их никто не мог видеть. Несмотря на строжайший запрет своего руководства, он приходил на встречи с мальчиком, никогда не гримируясь, словно забыв о строгих законах конспирации. Андрей встречался со своим сыном, и это наполняло смыслом его жизнь, делало его дальнейшую работу не такой уж бессмысленной.

Лариса, понимая его чувства, не мешала этим встречам. Видимо, что-то начал понимать и мальчик, задававший достаточно серьезные вопросы, но ни разу так и не спросивший, почему старый знакомый его матери с таким вниманием и непонятным волнением встречается с ним.

Лишь в последний день, когда они должны были расстаться перед поездкой младшего Андрея во Францию, состоялся этот памятный и трудный разговор, о котором Андрей Кирьяков помнил всю жизнь.

Они медленно шли по улице Горького, поднимаясь вверх к площади Маяковского, когда вдруг мальчик спросил:

— А вы вместе учились с мамой пять лет?

— Да, в университете, — удивился неожиданному вопросу Андрей.

— А потом вы получили распределение на Урал?

— Откуда ты знаешь?

— Мама рассказывала.

— Да, — ответил Андрей, — я тогда уехал на Урал и работал в маленьком уральском городке. Ты, наверное, таких и не видел.

— Вы были инспектором полиции?

— В СССР нет полиции, — терпеливо разъяснил Андрей, — у нас милиция, и я был инспектором уголовного розыска и следователем. А потом меня перевели в другой город, побольше, и только потом в Москву, где я встретил вас с мамой.

— Вы ее любили? — спросил мальчик.

Он посмотрел на Андрея, и тот понял, что не имеет права врать.

— Да, — сказал он честно, — у тебя очень красивая мама.

— Вы с ней спали? — У мальчика было явно «западное» понимание вопроса. Он не видел в этом факте ничего необычного.

— Видишь ли, — осторожно объяснил Андрей, — в те времена у нас были несколько другие идеалы. Мы были немного более идеалистичны, по-другому воспитаны. Тогда даже невинный поцелуй был актом большой любви.

— Вам мешала советская тоталитарная система? — понял мальчик.

— Тебя напрасно обучают в этих западных школах, — в сердцах ответил Андрей, — чему вас там только учат.

— И не любили друг друга?

— Мы нравились друг другу, но, видимо, недостаточно сильно, чтобы пожениться, — кажется, этот ответ не удовлетворил даже его.